Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало — так, приличия ради или славную компанию поддержать.
Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверть выкушал.
Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось и в голове мелькали разные мысли.
А теперь старею.
Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал меня и даже, знаете, испугался. Задрожал.
— У вас,— говорит,— полная девальвация. Где,— говорит,— печень, где мочевой пузырь, распознать,— говорит,— нет никакой возможности. Очень,— говорит,— вы сносились.
Хотел я этого фельдшера побить, но после остыл к нему.
«Дай,— думаю,— сперва к хорошему врачу схожу, удостоверюсь».
Врач никакой девальвации не нашел.
— Органы,— говорит,— у вас довольно в аккуратном виде. И пузырь,— говорит,— вполне порядочный и не протекает. Что касается сердца, то оно очень еще отличное, — даже, — говорит, — шире, чем надо. Но,— говорит, — пить вы перестаньте, иначе очень просто смерть может приключиться.
А помирать, конечно, мне неохота. Я жить люблю. Я человек еще молодой. Мне только-только в начале нэпа сорок три года стукнуло. Можно сказать, в полном расцвете сил и здоровья. И сердце в груди широкое. И пузырь, главное, не протекает. С таким пузырем жить да радоваться.
«Надо,— думаю,— в самом деле пить бросить». Взял и бросил.
Не пью и не пью. Час не пью, два не пью. В пять часов вечера пошел, конечно, обедать в столовую.
Покушал суп. Начал вареное мясо кушать — охота выпить. «Заместо,— думаю,— острых напитков попрошу чего-нибудь помягче — нарзану или же лимонаду». Зову.
— Эй,— говорю,— который тут мне порции подавал, неси мне, куриная твоя голова, лимонаду.
Приносят, конечно, мне лимонаду на интеллигентном подносе. В графине. Наливаю в стопку.
Пью я эту стопку, чувствую: кажись, водка. Налил еще. Ей-богу, водка. Что за черт! Налил остатки — самая на стояща я водка.
Попробовал еще. Никакого сомнения не осталось— самая натуральная.
После, когда деньги заплатил, замечание все-таки сделал.
— Я,— говорю,— лимонаду просил, а ты чего носишь, куриная твоя голова? Тот говорит: — Так что это у нас завсегда лимонадом зовется. Вполне законное слово. Еще с прежних времен... А натурального лимонаду, извиняюсь, не держим — потребителя нету.
— Неси,— говорю,— еще последнюю.
Так и не бросил. А желание было горячее. Только вот обстоятельства помешали. Как говорится — жизнь диктует свои законы. Надо подчиняться.
